КС2

10. История с финалом

И случались минуты, когда они поднимались вдвоём на эскалаторе, она суетливо застёгивала пуговицы пальто, пыталась что-то вытащить с самого дна сумочки, говорила, а он ни разу не шелохнувшись смотрел на неё.

И случались часы, когда в сонный выходной полдень — через поток припозднившихся дачников, а потом через ступеньку несколько этажей — являлась она. Будила его звонком в дверь, улыбалась его заспанной небритой физиономии, заходила, вешала в прихожей верхнюю одежду и сумочку, миновала путь до кровати, увлекая его за собой, оставляя в коридоре остальное — всё, кроме огнедышащего желания.

И он дарил ей цветы и не мог понять, как же она умудряется прятать под одеждой крылья.

И случился день — потерялся тот взгляд, которым она смотрела только на него, — может быть, это она настолько изменилась, может быть, он, а может, ничего и не менялось, на самом-то деле, — но в итоге она уехала… наверное (да даже наверняка), в другую страну.

И только из увеличенной фотографии на стене на него всё так же смотрели родители. Когда их фотографировали, они думали какие-то свои, далёкие от сегодняшнего дня мысли, но именно сейчас в их взгляде читалось: "всё будет хорошо".

11. День первый

Когда вселенная содрогнулась в конвульсии, открыл глаза я. (С этого начинается любая история, но пишут про это не всегда.) Где я, в помещении ли? — не понять. Вокруг ровный белый свет — не определить размер комнаты, если здесь вообще есть стены. Ветра нет, движения нет, будто я оказался внутри шарика для пинг-понга. Тишина пульсирует: настолько идеальная тишина, что слышно, как кровь ударяется о стенки артерий. По ощущениям не понять, стою я или лежу, будто б нет такого понятия как гравитация.

Я сделал несколько шагов — ничего не изменилось: всё тот же неяркий свет. Я не почувствовал, касались ли пола мои ступни.

— Эй, кто-нибудь, — позвал я.

Ни ответа, ни даже эха.

— Где я, и где здесь выход? — спросил я окружавшее меня пространство.

Неожиданно по левую руку отыскался выход: обычная белая пластиковая дверь с зелёной табличкой "выход". Я зашагал к выходу, но расстояние до двери упорно не хотело уменьшаться.

— Что такое? Что происходит?.. — оставил я тщетные попытки и запаниковал.

Недалеко от двери словно торс вздыбившегося коня повис белый пучеглазый мерседес. И никакой возможности сесть в него и выехать из этой туманности.

И раздался голос:

— Ничего не происходит. Расстояние, время и прочее — ещё не определены. Но всё, что нужно, здесь уже есть, тебе просто надо дать всему этому имена.

Голос сказал:

— Сын мой, это твой мир, обустрой его сам.

И был это первый день. И был свет. И было это хорошо.

12. Иллюзионист

— Я только сейчас понял, что я наделал. Сейчас я проклинаю себя за всё. Я не понимал и поэтому вёл себя так… Пойми, я люблю тебя. И теперь всё в твоих руках, — иллюзионист держал её миниатюрные ручки в своих руках.

А ветер шумно терзал деревья и, разрывая их на белые лоскуты, закрашивал белым грань между небом и землёй. Остались только эти двое: он в чёрном плаще и она в белом платье — как насмерть схватившиеся звери, как застывшая в моменте танца пара. Она таяла в белом, растворялась. Ещё чуть, и его чёрный силуэт останется единственным ориентиром в пространстве, единственным маяком, определяющим, где земля.

Поставленная цель почти достигнута. Самое время посмотреть на себя со стороны и сыграть финальный аккорд как можно чище, сделать выпад не только молниеносно, но и красиво.

Именно в этот момент он остановился, увидев: миром правят отработанные схемы, ничего не меняется, всё тщетно. И сам жалок, и её жалко. И показались его слёзы, и покатились её слёзы — в этот момент она и в самом деле поверила и простила.

И эти сомнения — тоже часть чьей-то отработанной схемы.

13. Сказка

Говорят, есть на свете необычный молодой человек. Сейчас, правда, уже не такой молодой. На первый взгляд, он самый что ни на есть обычный и, в общем-то, ничем не примечательный. Но однажды может такое случиться, что он захочет рассказать вам сказку, которая сделает вас счастливым. Или несчастным. Сам он никогда не знает, как подействует его рассказ.

Он путешествовал. Стучался в окна и выходил из ливня на порог вашего дома. Пил чай, грелся у камина и рассказывал собиравшемуся ложиться спать ребёнку сказку на ночь. Устроившись в мягком кресле, он подбирал самые правильные слова, и его голос был не намного громче потрескивания горящих дров. Потом он уходил, а у его слушателя в глазах словно маленькие копии вчерашнего камина загорались огоньки, он многого добивался в жизни, его все любили, и его жизнь была наполненной и интересной. Но всё могло быть и наоборот, и уже ничто не могло оживить этот ещё при жизни остекленевший взгляд.

Но однажды этот юноша встретил девушку. На первый взгляд, самую что ни на есть обычную и для других, может, ничем и не примечательную, но случилось такое, что он не рассказал ей ту сказку, которую рассказывал в своих путешествиях. Побоялся. Ведь сам он никогда не знал, как подействует его рассказ. Он не хотел даже допускать нехорошего исхода. И тогда он понял, что путешествия его закончились. Они поженились, и он больше никогда не рассказывал сказок.

14. Национальная премия

За стенкой друг на друга кричали родители. Отец кричал, что его сын будет юристом и что он готов заплатить сколько угодно, лишь бы им разрешили избавиться от этого и завести ещё одного ребёнка. Мама тоже что-то кричала.

Потом она сквозь слёзы улыбаясь сказала ещё плохо понимавшему ползуну: "Просто ты немного не такой, как все". И он стал жить в здании, где все взрослые поверх одежды должны одевать белые халаты, ведь мамина фраза расшифровывалась так: "с прогнозируемыми дефектами умственного развития".

Они умели хорошо прогнозировать и внимательно заботиться о каждом члене социума, но лечить — нет.

Прошли годы. Действительно, он попал в этот небольшой процент. Но в остальном он был самым обычным подростком, который, однако, писал стихи. Необычные стихи, красивые, живые. Добрые нянечки всячески поддерживали его творческие начинания, отправляли его работы на конкурсы, и однажды на полке среди прочих наград появилась национальная премия.

Ещё чуть-чуть, и он выкарабкался бы из заведения с нормированным питанием, но началась война. С её началом приоритеты резко изменились. "Какие, к чёртовой матери, дебилы, когда на нашей территории танки противника?" — далеко-далеко от детского дома президент кричал на свой кабинет министров. Дела пошли совсем плохо: прекратились дотации, а совсем скоро в детский дом пришли захватчики. Всех, кто оказал сопротивление и просто попался на глаза, вывели во двор и расстреляли.

Указом президента была приведена в действие Орбитальная Лазерная Пушка.

В опустевшем приюте для людей с дефектами умственного развития пылилась спрятанная в тайнике статуэтка национальной премии.