КС2

"Дракончик был грязен, как курица бедняка. Его шкурка цвета морозного солнца приобрела неадекватный оттенок и запах — от него пахло жухлой старостью, как от осенних листьев, что к младенческому возрасту зверька не подходило совершенно. Я взяла его в руки, будто чьё-то упруго бьющееся сердце. Дракончик мяукал кайманом и тыкался мокрым холодным носом мне в ладони. Он был голоден.

— Ах ты, бедненький…

Животное следовало накормить. Я понесла его в дом, одновременно размышляя, каким образом он оказался у нас во дворе. Дракон — существо редкое и безумно дорогое. Если он сбежал или потерялся, его следовало вернуть. Но в глубине души я понимала, что сумма вознаграждения за возвращение зверя владельцу, как бы велико оно не было, никогда не превысит стоимости самого дракона, а, значит, забрать его мог и не хозяин, а любой аферист, чтобы потом нажиться на перепродаже. Правда, можно было вернуть его в питомник, там бы определили, кто купил такого дракончика, но я не была застрахована от нечестности самих работников этого питомника. Мало ли, какие там люди…

Так что я решила подумать над этим попозже, а сейчас занялась кормлением приблудного малыша. Он с видимым удовольствием чавкал над миской с говяжьим супом, потом поднял заднюю лапку и, прямо не отрываясь от еды, сделал на линолеуме трогательную лужицу. Я вздохнула и покорно отправилась за тряпкой. Дракончик проводил меня невинным взглядом блестящих глазёнок.

Прежде, чем вытереть жидкое безобразие, я неубедительно потыкала в оное драконьей мордой, чтоб больше так не делал, и подлила в миску ещё супа. Когда он наелся, я понесла его в ванну — отмывать. К моему удивлению, он стойко перенёс сию операцию. Смешно фыркал, будто жеребёнок, когда мочалка касалась носа, не вырывался, не царапался, только жмурил ясные свои глазёнки, чтобы в них не попало мыло. Потом, завёрнутый в пушистое махровое полотенце, малыш дремал у меня на коленях, а я тихонько гладила его по блестящему влажному хохолку и придумывала ему имя.

Когда с работы вернулся папа, я показала ему дракончика и честно поведала, как собиралась животное вернуть. Папа посмотрел на меня во-о-от такими глазами:

— Да ты что?! Не будь ребёнком! Никто нам никакого вознаграждения не даст, просто отнимут, да и дело с концом. Ты разве не знаешь, КТО покупает драконов?

Я знала. Драконов покупали люди, стоящие высоко. Только они могли себе такое позволить. Мы с папой стояли пониже. Ещё как пониже.

— Те, кто его купил, могут, поверь мне, купить ещё такого же, или даже двух. — Добавил родитель.

— Так что же нам делать?

Папа подошёл ко мне, взял дракончика на руки и любовно на него посмотрел, осторожно отогнув уголок полотенца.

— Никому ничего не говорить. Никому дракона не показывать — слышишь — никому! Не тебе объяснять, какие в нашем бедном квартале злые и завистливые люди. Сейчас, как он высохнет, я схожу и выгуляю его во дворе, но только очень аккуратно, чтоб никто не увидел. А дальше я сам обо всём позабочусь.

— Ах, папочка!

С восторженной нежностью я прижалась к отцу, чуть не примяв своего питомца. — Ты самый лучший из всех!

— Конечно. — Улыбнулся отец. — А теперь иди спать. Тебе ведь завтра вставать очень рано.

Завтра мне не надо было идти в школу, но у меня был день подработки — я два раза в неделю разносила по утрам газеты. Сперва, когда я только устроилась и сообщила об этом папе, он был против. Не смотря на свой скудный заработок и на нашу бедную жизнь, он не хотел, чтобы его дочь унижалась, доставая крохи. Я доказала ему, что в разносе прессы нет никакого унижения, и папа сдался. Я работала там уже два месяца и на прошлой неделе мне даже выплатили премию. Поэтому я без разговора оставила дракончика у папы на руках и отправилась спать.

Поднявшись в пятом часу утра, умывшись и одевшись, я, перед тем, как отправиться в редакцию за партией утренних газет, заглянула в комнату папы. Ему ещё рано было вставать. Он спал, а мой найдёныш лежал, свернувшись клубочком у него в ногах. Убедившись, что всё в порядке, я со спокойной совестью вышла из дома.

После работы я, как ни манила меня домой моя необыкновенная находка, всё же не устояла от предложения соседских девчонок немного поиграть на улице, а понятие "немного" у нас растяжимо, так что вернулась я только в первом часу. С утра меня клонило в сон, а теперь спать не хотелось вовсе — кипящая радость незатейливой игры подняла мне настроение. Но, подойдя к ограде и отперев калитку, я застыла в изумлении. К ветхому и шаткому нашему заборчику был прислонён великолепный велосипед. Он сверкал каждой спицей, каждой гайкой и так и манил прокатиться. Подобные штуковины я видела только на рекламных плакатах, в наш убогий уголок столь знатный гость не заглядывал. Откуда же он тут.

Весело потирая руки, из дома навстречу мне вышел папа.

— Ага, вернулась наконец-то, гулёна! Ну, как тебе подарочек? Если захотим, можем хоть сто таких купить! Хоть тысячу! А?

И он самодовольно оглядел новенький велосипед, так, словно сам лично собрал его до последнего винтика. И тут до меня начало доходить. Очень тихо и очень медленно, пугаясь звуку собственного голоса, я спросила:

— Ты… продал дракона?

— Ну! Видишь, как быстро! Всё-таки кой-какие связи у меня есть! НУ, что смотришь? Не ожидала? Думала, полгода провозимся? А вот и нет!..

Холодный ужас, как от сознания факта потерянного кошелька, подступил к моему горлу. Вдруг внутри меня что-то взорвалось, резко и больно, словно хлестнули по глазам мокрой резиной, и я, бешено молотя кулачками, набросилась на оторопевшего отца.

— Что ты наделал! Что ты наделал!!!

Дальше я помню плохо. Я кричала и вырывалась, слёзы застилали мне глаза, а отец нес меня в дом, скрутив своей сильной и цепкой хваткой, что-то при этом успокаивающе бормоча. Потом я оказалась сидящей в своей комнате на кровати, и отец сидел рядом со мной. Он терпеливо подождал, когда отступит бившая меня истерика. И заговорил:

— Послушай меня внимательно. Я тебя очень люблю и хочу тебе только добра. Понимаешь?

Сглатывая рыдания, я кивнула. Я понимала.

— Так вот, — продолжал он. — Оставить у себя дракона мы не могли бы всё равно. Бесконечно прятать его нельзя. Он бы вырос. В конце концов, он перестал бы помещаться в доме. Еды ему нужно было бы давать больше, чем тигру или льву. Мы не смоги бы прокормить его.

— Я… я бы смогла. — Всё ещё всхлипывая, заявила я. — Я бы на сто работ устроилась.

Папа ласково обнял меня за плечи.

— Глупая моя доченька. Дракону нужно не только специальное питание. Ему нужно особое жильё, особый уход. ведь ты полюбила этого малыша?

— Ещё как…

— Тогда рассуди. Ни на какие сто работ ты бы не устроилась, ты ещё маленькая. Я, при всём желании, не могу заработать столько, чтобы содержать дракона. Он бы не выжил у нас. Понимаешь?

Я промолчала.

— Те люди, что купили его у меня, заплатили очень много. И продадут они его за ещё большую цену. Значит, твой дракон попадёт в хорошие руки. Его хозяином будет богатый человек, который сможет обеспечить ему должный уход. Ты не должна плакать. У нас с тобой теперь много денег. Мы уедем отсюда, купим новый дом. Всё будет хорошо.

Несмотря на очевидную правильность папиных слов, что-то ненатуральное было в его голосе. Наверно он тоже жалел о продаже дракончика. А, может, просто жалел меня.

— Пап… Я пойду прогуляюсь.

— Иди, доченька, иди. И хорошенько подумай над тем, что я сказал.

Я вышла во двор. Проходя мимо кухни, я увидела забытую на полу пластмассовую мисочку, из которой дракончик вчера ел, и что-то жалкое, какой-то безмолвный укор почудился мне в этой одинокой мисочке. Сдерживая слёзы, я побежала прочь со двора, на улицу, но тут меня остановила одна вещь. Велосипед.

Он нагло сверкал яркими боками. Он не ведал о моём горе. Он пришёл сюда из другого мира, из мира богатых и сытых людей, которым не надо продавать найденного друга, чтобы свести концы с концами. И которые всё равно продают старых и новых друзей для того, чтобы купить побольше таких вот размалёванных новых вещей. Волна гнева поднялась во мне, и, не помня себя от злобы, я ударом ноги отшвырнула велосипед так, что он упал от меня аж в двух метрах. Ловя блики света на спицы, бесшумно завертелось колесо. Дорогой велосипед, этот символ бездушного и безбедного мира лежал теперь покорённый у моих ног. И тут мне стало жаль его. Что-то общее промелькнуло между опрокинутым в траву ни в чём не виноватым средством передвижения и той заброшенной сиротской мисочкой в кухне. Я подошла к велосипеду, поставила его на колёса и обняла за руль, словно живого резвого конька.

— Ты прости… Я не хотела тебя обидеть. Ты хороший. Ты будешь моей лощадкой…

И гладя тёплую, нагретую солнцем, лёгонькую раму, я думала о том, что папа прав. Вот теперь у нас есть деньги. Мы переедем в центр, я буду ходить в престижную школу. Я буду учиться очень хорошо, вырасту, и в один прекрасный день стану богатой-пребогатой. И вот тогда…

Я обязательно куплю себе дракончика!"